с Кейррой и с Эйдераанн в период с десяти до полуночи переставал верить и смотрел на мир без глупого оптимизма.
– Я… я, Дейран, говорю о том, что даже если тебя возьмут главным механиком, то работа на Эйдераанн все равно тебе не по зубам. Если она добьется своего и станет чемпионкой, то ее окружит слава и ты просто потеряешься в ее новой жизни. А если не добьется, то жизнь ее прожует и выплюнет – ее просто не будет здесь, на стадионе, а тебе она, как я понимаю, выше бедер абсолютно безразлична. То же самое и с Кейррой: та уедет или в свои Паровые Долины, или в город-насытитель, а мы ведь оба знаем, что ты точно не поедешь с ней. И что бы ты ни чувствовал сейчас и как бы остро ни ощущал свою привязанность к Кейрре или Эйдераанн, драконице или тому парню внутри Кейрры, который никуда не спешит… что бы ни творилось у тебя внутри – это не про твою настоящую жизнь. Это все пройдет.
Дейран вздохнул и посмотрел перед собой, на стадион. Эйдераанн бежала по кругу. Кейрра там, вдалеке, в зоне для лечебной физкультуры, пыталась научиться правильно ставить ноги при ходьбе.
– Понимаете, – снова вздохнул Дейран и посмотрел мне в глаза, – чай ведь тоже всегда выпивают.
Я рассмеялся. Впервые за этот вечер, за день, неделю, за многие месяцы, которые я провел в тягостном ожидании каких-то несусветных каверз от судьбы-злодейки с тех пор, как узнал о закрытии своего родного кафе, впервые с тех пор мне стало легко и чисто. Чай! Чай ведь тоже всегда выпивают до дна, а если чай не выпит, то это же плохой чай!
И в этот момент меня добыл Пирожок. Дейран постарался его схватить, совершенно неудачно, и кот бросился наутек, а парень, перегнувшись через перила, крикнул Эйдераанн, что Пирожок опять взялся за старое.
Несносное животное помчалось со всех ног по ступеням вверх, потом выскочило в коридор, перебралось на другой сектор, выше, еще выше, и я сам не заметил, как оказался на самом-самом верху. У меня перехватило дух.
Здесь гудел ветер.
От былого веселья не осталось и следа – все смыл обездвиживающей ледяной волной очень и очень обоснованный ужас, а кот примерился, как для прыжка, азартно потоптался на месте, оттопырив попу, подбирая момент и не жалея времени на то, чтобы я успел проникнуться всей безысходностью своей несчастной будущности.
И потом Пирожок, дай Сотворитель, чтобы все у него в жизни ладилось, прыгнул с самой крыши стадиона вниз. Мной вперед. Прыгнул, расправил механические крылья, поймав этим какой-то там (восходящий, наверное) поток и… начал падать с грацией утюга.
Нас закрутило так, что я перестал соображать, где верх, где низ и куда нас тащит. В какую-то секунду я понял, что ветром нас задуло назад и мы сейчас приземлимся носом в трибуны, но потом молодой котик все-таки правильно расправил свои протезные крылья, в них ударил воздух снизу, и мы резко ушли вверх.
– Мы летим! – крикнул я, сообщая ему эту новость. – А ты умеешь летать? Ты знаешь, что ты делаешь? Мы же летим! Мы летим, и я тебя ненавижу!
Кот мне, разумеется, не ответил. В первый момент этого странного полета, в какую-то неуловимую секунду неотвратимого ужаса, доходящего до предела и, словно великий Хаос у грани мира, перерождающегося в тело мира, я ощутил в безотчетное счастье. Такое острое и такое неожиданное – не испорченное ни запланированными ожиданиями, ни заготовленными оценками полноты. Оно ворвалось в самую серединку моего сердца леденящим душу восторгом и там и осталось, нежно стихая по мере того, как мы опускались вместе с вальсирующим снегом, а Дейран с Эйдераанн, перекрикиваясь, пытались нас поймать.
Осмыслив их действия, скорее похожие на панику, чем на азарт, мои собственные экзальтированные эмоции нехотя уступили место новому, пока еще озадаченному испугу, и скоро действительно кот утратил контроль над полетом и все стремительно пошло наперекосяк.
– Эйда! На другую сторону! Другую! – крикнул что было мочи Дейран, и Эйдераанн побежала, то и дело задирая голову вверх.
Я поймал себя на мысли, что в тот момент во мне жило и остро пульсировало одновременно два страха: мой собственный страх разбиться о твердь чуть ли не на смерть, а второй, потаенный, страх какого-то второго помысла – за ноги Эйдераанн. Я боялся сейчас так, что готов был пожертвовать какой-то частью моей собственной безопасности за уверенность, что с ее ногами все будет хорошо, и это само по себе, к слову, тоже пугало меня.
Когда до вытянутых вверх пальцев Эйдераанн нам оставались буквально считанные сантиметры, Пирожок резко повернул, почти в то же мгновение попадая в неловкие руки Кейрры, осмелившейся от беспокойства за нас сделать пару шагов в сторону от тренажера. Она сама не осознала, чего добилась этим.
Эйдераанн налетела на нее в следующее мгновение, и мы все вместе оказались на упругом покрытии зоны лечебной физкультуры. От страха друг за друга ни живы ни мертвы.
– Вы пострадали? Вы пострадали? – не скрывая панику в голосе, спрашивала драконица, метавшаяся по одному из тренировочных брусьев Кейрры. – Дейран, беги скорее! Я не уверена, что они в порядке! Дейран!
– Я поймала Пудинга и господина ДраДра, – весело ответила Кейрра снизу, утирая кровь, пошедшую носом. – Все хорошо, мастерица ДиДи!
– Я тоже в порядке, – более-менее спокойно ответила Эйдераанн, сев на колени, посмотрела на кота и тихо сказала: – Его зовут Пирожок.
Черный кот не дался ей в руки, и из неумелых объятий Кейрры тоже ловко вывернулся.
Он, так и держа меня зубами за шиворот комбинезончика, потрусил к бегущему к нам Дейрану и, остановившись в паре метров от парня, положил меня на дорожку и снова призывно завалился на бочок, требуя ласки в награду за свое проворство. Я попытался встать, но лапы у меня дрожали и подгибались. В глазах темнело.
– Несносный кот! – обругал его Дейран и потянулся, чтобы проверить, как у него дела с крыльями, и тут же обратился ко мне: – Вы как?
– Я умираю, – признался я честно, а потом добавил: – Отнеси меня к Чаю и не давай Пирожку никаких лакомств, пока не выясните, кто, когда и чем его кормит – кстати, я тоже ему купил еды.
Глава четырнадцатая: про Чай
К Чаю меня, конечно, отнесли, но в саму цистерну я на ночь глядя не полез,
